Случилось так, что орудие Николая Яковлевича Илюшкина осталось одно перед наступавшими танкам и противника. Бронированные чудовища со зло­вещими крестам и на боках один за другим появлялись из-за железнодорожной насыпи, и никто не мог сказать, сколько еще их скрывается за валом. Лязгая гусеница­ми, они приближались к батарее. Николай, не отрыва­ясь, смотрел в панораму.

— В укрытие! — закричал он своим товарищам и с каким-то отчаянным ухарством подал команду: —Бронебойным — заряжай !

Щелкнул орудийный замок. Илюшкин закрутил ручку поворотного механизма. Пушка вздрогнула, словно живая. Головной танк замер. По броне поползли языки пламени.

Другой танк дал ответный выстрел. Снаряд разорвался рядом с орудием. Застрочили автоматы. Подносчик охнул и упал на землю. Илюшкин повернулся в сторону наступавших фашистов.

— Сволочи! Ну, погодите! Огонь!

Загорелся второй танк.

— Бронебойным...

Снаряд угодил в башню, но машина продолжала двигаться. Следующий снаряд пробил бензобак. Третий танк остался на поле боя. Остальные поспешно развер­нулись.

После боя принесли почту. Николай взял письмо, лег в ячмень и разорвал конверт. «Мы живем сносно. Работаем с утра до вечера. Бабы каждый день собираются у кого-нибудь в избе. Добрая половина стала вдо­вами. Ну а те, у кого мужики живы, боятся почтальо­нов. Ты воюй, да под пули-то не суйся. Ванька дробовик грозится добыть и уйти к тебе на фронт. Привет от соседей. Целую Пелагея».

Николай откинулся на спину. Над головой качались колоски ячменя и синело литовское небо. А в го­лове стояли слова из письма жены: «Добрая по­ловина стала вдовами... Ты воюй, да под пули-то не суйся...»

Сколько раз жизнь бывалого солдата висела на во­лоске, сколько пройдено фронтовых путей-дорог, сколько одержано побед и похоронено боевых товарищей-друзей. Вспомнился ему бой под Сивашом. Шли по ледяной соленой воде. Ноги у вязал и в глинистом дне. Сырая веревка врезалась в плечо. Издалека доносились пулеметная трескотня и тяжелое уханье взрывов.

Перегруженный понтон часто застревал, и тогда люди под размеренный плеск волн дружно толкали его в скользкие бока.

Понтон споткнулся о мель, В нескольких десятках шагов чернел берег. Слишком крутой. Удастся ли поднять пушку?

— Давайте подроем берег. Иначе ничего не вый­дет, — предложил Николай командиру орудия старше­му серж анту Черепанову. Отбросав прибрежный песок, бойцы потянули пушку вверх. Мускулы напряжены . Еще усилие и... стальная громадина поднялась над обрывом.

— Все, — прохрипел Николай, выбравшись на бе­рег и силясь стянуть сапоги. — Вот только ноги сырые...

Переобув сапоги, Илюшкин оглянулся назад, на Сиваш. Стрелковые подразделения запрудили воды гни­лого моря. Заняв оборону, артиллеристы спешно окапывались.

К вечеру разгорелся жаркий бой. Гитлеровцы, опом­нившись, наседали. В течение этой схватки наводчик Илюшкин вместе со своими товарищами уничтожили семь огневых точек противника и двухамбразурный дзот.

Николай Яковлевич несколько раз был ранен, но после непродолжительного лечения возвращался в строй. Он участвовал в боях за Севастополь и освобождал  другие города Украины и Советской Прибалтики, а потому бил врага на его территории. Грудь отважного артиллериста украсили ордена Красной Звезды и «Отечественной войны» II степени, три ордена Славы — III, II и I степеней, боевые медали.

По окончании войны солдат возвратился в родной колхоз, к хлеборобскому труду. Сейчас он живет в де­ревне Плосково Ягницкого сельсовета Череповецкого района.